No title

March 9, 2005

“Смотри! – сказал он, залезая в рюкзак. – Вот это – кожаный хвостик, который я купил в Сан-Антонио за полтора доллара. Он уже старый, но он всегда со мной, он приносит удачу. Один раз я его постирал, и он стал твердый и плоский, но потом смягчился”.

“А вот, – продолжил он, доставая еще одну вещицу, – старый и потертый диск с песнями про любовь. Я записал его, когда страдал от неразделенных чувств к одной прекрасной барышне. Чувства ушли, а диск остался. И я его теперь слушаю, когда мне хорошо. А раньше – слушал, когда было плохо. И становилось еще хуже. Все проходит”.

“А это, – и из рюкзака вынырнула блестящая штучка, – маленькая заколка, которую у меня забыла девушка. Я обидел девушку и она ушла. А заколка осталась. Когда я держу ее в руках, мне всегда становится жаль, что я так и не извинился. Но я, правда, очень-очень хотел!”

“Это письмо, которое я написал маме давным-давно, но так и не отправил. Там я пишу, что у меня все хорошо, но это… не совсем правда. Потом мне стало совсем плохо и мама приехала ко мне. Мы гуляли по городу и разговаривали. А я делал вид, что жизнь прекрасна. Она действительно прекрасна”.

“Зачем ты все это с собой таскаешь?” – спросила она удивленно.

“Это моя жизнь. У меня ведь больше ничего нет. Я забываю слова и ощущения, запахи и чувство тепла. Я каждый раз жутко меняюсь, но потом меня отбрасывает назад, и в результате я чуть-чуть двигаюсь вперед с чувством, будто перепрыгнул через пропасть, и все осталось позади. Все прошло, а мне так не хочется… Ведь это лучшие моменты моей жизни, я заставил себя их забыть. Вот вещи – они значат все и они напоминают, что у меня на самом деле был родной дом, была любовь, были люди и отношения…”

“А сейчас разве в твоей жизни ничего нет?”

“Я разобрал себя на части и, хотя и знаю, как собрать обратно, не хочу этого. Я хочу чего-то другого, чтобы все были рады, чтобы были друзья вокруг, чтобы играла музыка, был фейерверк и было весело. Чтобы была она, а я был бы рядом, и было бы что-то еще… Я – чистый лист и не знаю, что на себе написать. Да и положено ли бумаге марать саму себя?”

“Я думаю, у тебя получится!”

“Я верю, я же оптимист. Хотя… Ты сейчас уйдешь и мне будет грустно. Нет-нет, не стоит оставаться, ты этим все равно ничего не изменишь. Невозможно ничего изменить. Нельзя! Запрещено! То, что я тебе сказал – это же значит заново родиться. А это также больно и грязно, как самоубийство, но это самоубийство со знаком плюс, это дорога вперед, а не обрыв… Вот, посмотри!”

Он вынул из рюкзака стопку исписанной бумаги: “Здесь моя жизнь. Я описал то, каким я хочу быть. И то, что мне нужно делать изо дня в день, чтобы стать!”.

“Ты молодец… Только меняют тебя все равно люди и обстоятельства”.

Она встала, прошла в прихожую, оделась и щелкнула замком двери. Он сидел на кухне и играл с кожаным хвостиком.