Американские истории Х
Привет из 2018! Этот недописанный сериал из 10 частей я писал полгода в начале 2004-го. Здесь я собрал все части в один пост, почистил от художественного вымысла и имен реальных людей, оставив только интересные исторические факты, которые, в 2018-м, уже не помню.
Часть 1
Одним из этапов моего пребывания в штатах была поездка в Вашингтон для изучения американских государственных святынь и их устройства. Туда брали не всех – только сто человек и по конкурсу. Нужно было написать сочинение про какие-то государственные проблемы… И отправить его по почте не позднее какого-то декабря. Именно этого какого-то декабря (как всегда, в последний день, день был солнечным и жарким – около +20), я отправился (пешком за три километра) на американскую почту с запечатанным конвертом и наклеенной маркой достоинством в 36 центов (это важно). Просто положить в ящик было нельзя – могли поставить штамп завтрашнего числа, тогда бы я пролетел. На почте вежливый (как все американские клерки) молодой человек принял у меня письмо и сказал, что стоимость отправки письма увеличилась – теперь это стоит 37 центов. И, соответственно, попросил меня заплатить один цент, чтобы наклеить на письмо недостающую марку. Я порылся в одном кармане… В другом кармане… В рюкзаке… Результаты поисков не принесли ничего – ни одной монетки, ни nickel, ни dime, ни даже quarter. Одна бумажка. 100 долларов. Которые я с извиняющейся улыбкой протянул почтальону. Его лицо на мгновение отразило весь запас английского матерного. Но – выучка свое берет. Он мне отсчитал 99 долларов и 99 центов сдачи и поставил штемпель сегодняшнего дня. Я прошел по конкурсу и поехал в Вашингтон в марте. Об этом в следующий раз 😉
Часть 2
– Мама, я кажется в штаты еду
– Да иди ты нафиг… ЧТО?
Начал я в первой части немного не сначала. Сначала было так – у меня дома раздался звонок и женский голос с американским акцентом поздравил меня – я стал финалистом программы. Я вежливо выслушал, сказал спасибо, узнал, что какого-то мая будет собрание в Москве, затем аккуратно положил трубку. Немного побегал по потолку. Выглянул в окно – несколько кварталов старых деревянных домиков, за ними новостройки. Показал им всем фак. Показал фак кошке. Пытался испустить воинственный клич – не вышло. В общем, был рад. Был рад покинуть опостылевший город, надоевшую учебу… все-все…
Радость немного поумерилась после того, как дорогой мне человек спросил – а что же я без тебя делать буду? Вспомнил о том, что кое-какие вещи, люди и места для меня здесь очень важны все-таки… Съездил в Москву, там окончательно убедился, что это не шутка и не происки империалистов (вернее, как раз они ;). Стал готовиться к отъезду. Это выражалось в том, что я окончательно забил на все – на учебу, на дела… Зачем – все равно скоро уезжать. Дальше, чем на год своей головой я тогда думать не умел. А надо было бы 😉 Прод. след.
Часть 3
Было лето. Я болтался по городу без дела… Вообще болтался в текущей обстановке, ожидая, когда ее можно будет сменить. Смена была назначена на 10 августа – я уже это знал. Я знал, что у меня за семейка – прислали их анкету из московского офиса программы. Мама, папа. Трое детей – 18, 15 и 12 лет. Несколько невнятных фотографий, больше всего мне понравилась та, на которую попала шикарная американская машина. Не их машина, впрочем, это я потом узнал. На недельной программе по обучению нас проживанию в штатах, которая проходила в подмосковном Королёве и называлась, почему-то, “ориентация”, я познакомился с ***. Он тоже был из моего города, и тоже ехал в штаты. Мы жили в режимной советской гостинице в одной комнате, брились одной электрической бритвой Харькiв и делились подробностями об успехах на женском фронте.
О мнимых успехах, в основном. Он тоже знал свою семью и однажды гордо сообщил мне, что он им позвонил. Я тоже решил позвонить – не то, чтобы мне очень хотелось, просто “все так делают”. С трудом подсчитал разницу во времени и солнечным утром, в 5 часов, проклиная все на свете, набрал на телефоне длинный номер. Ответил средний сын (которому 15), из слов которого я не понял ровным счетом ничего. Я такого языка не учил, это я знал точно. Потом подошла мама, с ней было полегче. Я абсолютно не знал, о чем говорить, она тоже. Попросил описать город. Из описания немного понял, запомнил только, что там есть бассейн. С облегчением попрощался до августа и положил трубку. Оставался месяц…
Месяц прошел быстро и ни в чем себя не проявил. На 9 августа у нас были билеты в Москву. 7-го было не собрано ничего. На следующий день я нехотя собрал сумку: одежду, сложенную матерью, всяческие банные принадлежности, немного книг, немного фоток. Подумав немного, взял с собой клавиатуру. И на всякий случай переписал с нее расположение русских букв. Вдруг сломается… Всего получилось две сумки. Провожала меня вся семья – дежурное застолье, выезд всей компанией на вокзал, фотографии на память… Тогда хотелось только, чтобы это все побыстрее закончилось. Я был весел и бодр… Предстояло что-то новое.
Часть 4
На регистрации в измайловской гостинице мне выдали маечку. Синенькую, с эмблемой программы. Как и всем – чтобы стадо будущих exchange students не разбежалось по пути в США. Ключик от номера. Положили сумки и пошли гулять. Стандартная программа немосквичей в Москве – Арбат, Красная площадь. Зашли с мамой в кафе – это было мое последние свидание с додефолтовыми ценами. Покушать и пиво – 60 рублей на двоих. Вечером нас собрали, раздали по сэндвичу, сделали последний инструктаж, раздали бумажки с текстом по-русски и по-английски. Что-то в стиле: “Я потерявшийся русский студент, пожалуйста сообщите обо мне по телефону 1-800-xxx-xxxx”. Это на всякий случай – вдруг кто-то прошел семь кругов ада тестирования и совсем-совсем не может говорить по-инострански. Родителям в это время рассказывали ужасы американской жизни, с той целью, чтобы они перед отъездом на нас повлияли – не воруй, дитятко, в американских магазинах. А то тюрьма посадят или домой отправят, и не знаешь, что и лучше. Мама ушла ночевать к родственникам. Я остался.
Ночью 60 студентов в одном двухместном номере прощались с разгульной российской жизнью. Паиньки-девочки и душечки-мальчики на последние рубли покупали ящики пива в местном баре, курили на балконе, дивясь видом с 18-го этажа. Пели песни под гитару, рассказывали анекдоты. И казалось, что завтра ничего не будет. Что это шутка какая-то. Погудим и разойдемся. Какая там нафиг Америка, есть ли она вообще… Утром все были понурые, с больной головой и непонятным будущим. День – соответствующий, серый, холодный, промозглый московский августовский день. Пришла мать, последний раз в этом году. Посидели, ей надо было уходить. Повторять идиотизм некоторых папаш и мамаш, преследовавших наш автобус до аэропорта и чуть ли не запрыгивающих в окно самолета, не хотелось. Мне стало не по себе… Я тогда понял, что за все время, прошедшее в ожидании отъезда, я так и не осознал его серьезность. Что я буду скучать по дому, что по мне будут скучать, будут ждать… Я думал о том, как будет в штатах, но чаще всего думал, каким крутым я оттуда вернусь. Шмотки, то-сё, тьфу. Я чувствовал, что что-то очень важное произошло со мной против моей воли, так как я это так и не смог осознать. Что-то решилось без меня, но вроде и со мной.
Со своими видавшими виды сумками я, вместе со всеми, пошел к автобусу. Там уже стоял ***, о котором я хочу рассказать поподробнее. Он тоже из моего города, причем я так за все это время и не понял, как он прошел. Из него слова не выдавишь, ни на каком языке. В программе, где чуть ли не самое главное – собеседование, у него шансов не было… Зато весьма словоохотливыми были его родители, хвалившиеся тем, какие дорогие russkie platki i matreshki они купили в подарок американской принимающей семье. Да и чемоданчик у него был получше моих потрепанных сумищ – зелененький такой, новенький. Мы его с водителем на пару еле в автобус запихали – такой был неподъемный. Признаюсь, немного позлорадствовал, когда (уже после возвращения) узнал, что он попал на какую-то заброшенную ферму в Оклахоме (кажется там), сменил там шесть семей, да так ни в одной не прижился. Платочки не помогли… Встретил его через год после описываемых событий. Спросил – “ну как съездил”. Он – “нормально”. Большего от него, как и раньше, я добиться не смог…
Аэропорт. Прокуренное Шереметьево с возлежащими на картонках на втором этаже африканцами. У нас там было два часа, которые надо было на что-то убить. А у меня была пачка сигарет, купленная в гостинице на последние рубли. Я хотел бросать курить – это был вопрос животрепещущий. Когда мы собирали анкеты еще в ходе конкурса, нас просили честно указать, если кто курит. Чтобы они могли подобрать нам семью, где к этому нормально относятся. Понимая, что таких семей явно не вагон, практически никто и не указал… И вот я стоял на втором этаже, неподалеку от возлежащих друзей из солнечной Африки, сосал буржуйскую папироску и… практически ни о чем не думал… Впал в то состояние, когда жизнь проходит перед тобой как кино, а ты будто и не принимаешь в нем участия. Пачку я потом оставил в кармане сиденья в самолете. Не курил два месяца, потом понеслось… Но об этом позже.
9 часов полета я провел в общении с очень милой девушкой, это знакомство потом перелилось в переписку, довольно длительную, хотя мы так никогда больше и не виделись вживую. Имя ее было ужасом и мраком для бедных американцев – ***. Ее там звали ***. Она была из ***, а ехала на Аляску, где ее поджидал теплый август с температурой +5 и потерянным аэропортовскими раздолбаями багажом… Мы болтали, нам носили сначала завтрак, потом обед, потом чай… Я взял чай от стюардессы и, пытаясь пронести его над ***, задел локтем переднее кресло, основательно полив кипятком преимущественно себя и немного – соседку. Немножко поругались плохие русские слова, а в штаты я гордо въехал с пятном, как будто обо… в общем, с пятном. Потом мы смотрели “Титаник” – в штатах его еще не выпустили на видео. Мне казалось, что я вот также как нелюбимый мной Дикаприо, куда-то тону, а куда… Но явно не на тот свет – это я теперь понимал.
Нью-Йорк, JFK. Бабушка-эмигрантка, потерявшая в толчее своего сына. Первый мой опыт общения in english с полицейским, которому я объяснял, что этой бабушке надо. Меня поразила лента приема багажа, на которую сумки падали с огромной скоростью и смачным шлепком откуда-то сверху. Впрочем, водки (в отличие от многих) я с собой не вез, так что ничего не разбилось. Водку не взял правильно, не пригодилась бы она мне там на подарок. Разве что себе… Маленький Боинг местных авиалиний до Далласа. 3 часа перелета и я на месте. Уже совсем как в кино, не зная, что придумал дальше режиссер, выхожу в холл аэропорта. Меня встречает тетенька, что-то мне говорит приветственное, я ей тоже… И меня (а тогда я был практически на автопилоте) подводят к моей семейке в полном составе. Я говорю всем hello и мы движемся на выход.
Новая жизнь дала мне по голове из открывающихся дверей аэропорта. В восемь вечера в этом месте было практически темно – какое-то тревожное коричневое небо и жара!!! Где-то в районе температуры тела. И воздух очень влажный, пропитанный будто чем-то. Сажусь в здоровенный Форд-минивэн на заднее сиденье с тем самым host-brother, речь которого я не смог разобрать по телефону. За всю дорогу пытаюсь что-то из себя выдавить. Спрашиваю: “What kind of music do you like”. Получаю в ответ что-то вроде: “Oh, yeah, diff’nt stuff, ya know. Sum’rock, country music, all ‘dis stuff”. Естественно, ничего не понимаю, но согласно киваю. Заканчивался длившийся 24 часа день 11 августа.
Часть 5
Жизнь – такая штука… хехе 😉 Как в фильме – дадим лицо главного героя крупным планом, пусть он там бровки похмурит, губки помусолит, глазки постреляет. А потом отъедем – а там БАБАХ! И совсем другой натюрморт. Ну, то есть совсем-совсем. Даже люди другие. Вроде не инопланетяне, глазки из-под мини-юбок не торчат… Но другие. Конец прелюдии-этюда.
Первый день в штатах. Первый вечер. Ознаменовался двумя событиями. Первое – родители вывели меня на задний двор, прикрыли стеклянную дверь в дом и тут же начали активно хлопать себя по бокам. Комары, понимаете ли. Я никаких комаров не замечал – они явно не были рассчитаны на нашего, закаленного сырыми подвалами, человека. Рассказали родители что к чему – это мы делаем так, а так мы никогда не делаем. Второе событие – дочка *** засунула в микроволновку пакет с кукурузой. Это такой тонкий пакетик, его нужно положить в микроволновку, а там он – бабах, бабах, и становится большим, а содержимым потом можно хрустеть. Бэээ. В общем, пакетик она положила, но бабах-бабах не произошло. Вместо этого произошло большое бубух, и мы остались без микроволновки. Отправились спать.
Кровать мне оборудовали в комнате среднего братца по имени ***. 15-летний юноша с фамильной вытянутой лицом, замчемпиона штата по греко-римской борьбе в каком-то весе. В комнате была целая полка с орденами и медалями, а остальное все типично – носки, магнитофон, винегрет из дисков с музыкой кантри, Korn и “Megabass collection” (этот диск содержал предупреждение, что его прослушивание может повредить колонки, уши и голову). *** любил общаться по вечерам с девушками по телефону, поэтому целый месяц я засыпал под вопросы: “Какое на тебе нижнее белье?” и “Ты девственница? Я – да!”. Впрочем, в первую ночь я был от расспросов избавлен.
Ночью я просыпался часто, понимание того, в какую глушь я забирался, приходило не сразу. С закрытыми глазами я лежал и тихо офигевал от этого. Все время казалось что идет дождь. Нет, уже не идет. Нет, опять идет… Потом выяснилось, что на улице сухо, это просто кондиционер включался периодически. На улице +40, дома +15. И вообще, там дождь только по праздникам. Зато уж как пойдет, так пойдет…
12 августа народ отправился по делам. Двое младших детей – в школу (ага, она уже началась), глава семейства на работу, старший *** (школу в этом году закончил, готовился к отправке в колледж) – по каким-то своим делам. Дома была только мама ***, у которой я, нижайше поклонясь, испросил разрешения пойти погулять. Удивилась (действительно, какой дурак в этой стране решится погулять). Но отпустила. Выход на улицу был равнозначен выходу космонавта в открытый космос. Только оказавшись там, я наконец-то осознал, что я оказался где-то совсем далеко.
Наша коротенькая Chalice Road буквой зю загибалась (там все улицы такие – как ребра вокруг хребта) к большой New York Ave. На улице не было никого, ни одной живой души. Одни только машины, почти все яркие и непотрепанные, проносились мимо с приятным урчанием. Я впал в прострацию от этого вида, но не в обморок. Решил дойти до ближайшей заправки и потратить на этой земле первые баксы. То, что ими можно расплачиваться без заговорщицкого “а, может, доллары возьмете?”, меня поначалу тоже удивляло. В магазинчике (тоже пустом!) за конторкой скучал молодой афроамериканец. Посмотрев на полки со всякой закуской, я подошел к нему и изъявил желание купить это… иии, вот это.. и вот это… На что мне с ухмылкой было отвечено: “Ну так иди, бери и покупай”. Ответ, я, впрочем, не понял. Но смысл до меня дошел, так что я взял пару шоколадок, банку колы и принес это молчелу, которые что-то еще добавил на своем языке, о существовании которого я раньше не догадывался. Оплатил покупку двумя бумажками по доллару и отправился домой.
*** собиралась уходить, так что вскорости я остался один… Какое-то время шлялся по дому, разглядывал видеокассеты, папашину коллекцию маленьких ложечек (к которой скоро добавился подаренный мной мощный хохломатый половник). Стало нечем заняться, и я решил посмотреть американское телевидение. Нажал кнопку на пульте и попал на очередную серию “Его зовут Коломбо”. Телевидение у них сперва показалось таким же, как и у нас. Переключил на другой канал – там были новости. Послушал. Ничего не понял. Выключил. Пошел разбирать привезенные вещи.
Часть 6
Вечером 12-го августа (просьба не волноваться, последний день, который я опишу целиком – 13 августа, дальше пойдут отдельные зарисовки-мемориз) меня в честь приезда меня же повели в ресторан. Это я тогда думал, что ресторан, хотя заведение больше походило на забегаловку. Приличную такую забегаловку, в которую не стыдно пойти с семьей-детьми и весьма недорого покушать. По дороге мне объяснили, что такие походы у них не каждый день, потому что обходятся дорого. Что ж, семейка была, откровенно говоря, небогатая – 3 детей (да еще я) надо было кормить, а работали они – отец военный, мать работала сиделкой в группе детей-инвалидов в школе. С другой стороны, это никак не оправдывало их желание экономить на еде. Забегая вперед, скажу, что каждое воскресенье, после церкви, мы ездили в другую забегаловку под названием CiCi’s Pizza. 6 долларов с носа и ешь сколько хошь. Отличное заведение, скорее бы у нас такие появились. После этой неимоверной потраты, есть не разрешалось целый день!!! Конечно, вместо того, чтобы макарончики из пакетика (недурные, врочем) по два бакса покупать, лучше что-нибудь и приготовить. Но готовили мало… Они – такие, мы другие. Претензий у меня к ним нет. Но кушать хотелось 😉
То заведение, в которое меня повели, представляло собой аналог нашей “Крошки-картошки” (вернее, Крошка – аналог, весь фастфуд приходит к нам оттуда) с нормальным залом и, опять-таки, “ешь, пока не лопнешь” за фиксированную плату (около 8 долларов с носа, по-моему). Ассортимент – здоровенный (генетически модифицированный, а то ж!) вареный картофель, к нему куча наполнителей, салатиков и прочего. Будучи, в принципе, довольным таким расположением ко мне со стороны моей временной семьи, я вместе с ними отправился домой, где произошел первый финансово-пищевой скандал. Дело в том, что они почему-то считали (как уже показано на примере воскресной пиццы), что один раз хорошо пожрав, молодой развивающийся организм может, аки верблюд, переваривать это все до конца дня. Ага, щас! Усевшись за компьютер, я решил что-то перекусить и обнаружил ведерко с печеньями. Сначала побегал немного за ними на кухню, потом подтащил к компьютерному столу. В общем, увлекся и ухлопал полведра. Позже выяснилось, что я нарушил парочку важных семейных правил, а именно: ел за компьютером (резонно, нечего тараканов разводить, они в штатах ого-го какие!), и, что самое главное, ухлопал за какие-то полчаса стратегический запас печеньев чуть ли не на полгода. После внушения мне было предложено, в случае сохранения объемов пожираемой жратвы, покупать всякие закуски на свои деньги. Well, инцидент был исчерпан, но осадок остался 😉
Следующий день стал моим первым “школьным” днем. Прежде всего я узнал, что в школе, которая находится к нам ближе всего (соседний квартал), я учиться не буду. Потому что там “курют” и вообще ведут себя непотребно. Средний сын учился в *** High School, которая была от нас в удалении примерно километров на пять, но считалась более пристойной (и только, заметьте, на первый взгляд). Из-за того, что детей из другого района они не принимали, пришлось записать меня на моего координатора – ту самую тетеньку, что встречала меня в аэропорте. В общем, начались бюрократические трудности. В мой район, естественно, не ходили автобусы, поэтому полгода в школу меня отвозила вместе с Натаном маман, а обратно я добирался либо пешком, либо на велосипеде, либо с друзьями на машине (то было редко). В школе, оказавшейся огроменным бункером с толстенными стенами и амбразурами-окошками, меня сначала повели в медкабинет, где выяснилось, что у меня (Ужас!) нет прививки от краснухи, которую в России и не делают. Лепет медсестры навел меня на мысль о том, что привить меня готовы прямо сейчас, но обошлось. Потом меня повели к counselor – женщине-мексиканке по имени ***. По фамилии – ***. Она все еще плохо говорила по-английски и плохо выполняла свою работу. Частично из-за нее я так и не получил в той школе диплом, хотя и честно учил предметы для двух классов одновременно (ремарка из 2018 – не получил диплом я потому, что раздолбайствовал). *** посокрушалась, что у меня какие-то неясные российские оценки. Позже мне было предложено оплатить услуги специальной фирмы, которая переводит “наши” оценки в “их” 100-балльную систему. Сделать это можно было всего лишь за 100 долларов за каждый предмет. А у меня их там больше 20. Пришлось поднимать жуткий скандал, после чего мне в ведомость переписали оценки другого студента, из Украины, приехавшего после меня. Ему просто попался более толковый counselor.
Совместно с *** мы сделали мне расписание. Предметов по выбору, положенных в тамошней High School, мне досталось ровно один – опять-таки из-за желания закончить школу с дипломом. Как вы думаете, что я выбрал? Конечно же, матанализ. Самый сложный курс, который засчитывается при поступлении в колледж, как уже пройденный. Впрочем, через полгода я его сменил на физкультуру ;))) Нагляделся на то, как преподавательница САМА пытается разобраться в пределах, и у нее ничего не получается… Остальные – две английские литературы (за 11 и 12 классы), Физика (в России у нас ее было мало – всего 7 часов в неделю плюс кружок “попробуй не приди”), Speech (это очень интересный предмет, где школьников учат ВЕЩАТЬ), История США, Право США, География (всего мира). Это все. Уроки проходили “по дням” – один день (день A) – четыре предмета, другой день (B) – другие четыре предмета. Начало занятий – в 7.35, прощай утренний сон. Пока все это оформлялось и распечатывалось на принтере, прошел почти весь день и я успел только на последнее занятие – английский за 11 класс. Узнал, что мне предстоит читать много Шекспира, и на этом успокоился. В первые дни учебы я как-то не сразу понял, что преподаватель пишет домашнее задание на следующий урок в начале текущего, а потом его стирает. Из-за этого схлопотал кучку “нулей” в самом начале учебы, которые серьезно подпортили мне статистику…
Часть 7
Дней через десять после моего приезда в нашем доме состоялась ознакомительная вечеринка для вновь прибывших в сию гостеприимную страну студентов по обмену. Публика, не считая, конечно, американских папаш и мамаш, обещалась быть международной – здесь вам и молчаливая Бразилия и две симпатичных Германии, ослепительнейшая Туркмения и похудевшая от впечатлений на десять килограмм Россия (ваш покорный слуга). Объем впечатлений был действительно велик и выразилось это очень странным образом – я чувствовал себя в каком-то зазеркалье, и казалось мне, что кроме этого ярко нарисованного теплого мира больше ничего и нет, и не было. Не было заледеневших тусклых тамбовских улиц, не было заснеженных крыш с высоты третьего этажа, не было джин-тоника в мороз возле школы. Ничего не было, только солнце, картонные дома и пестрые машинки, пролетавшие по шоссе со сдавленным шуршанием, будто тебе навечно вставили в уши ватные затычки. Меня познакомили с *** и, дивясь тому, откуда я знаю этот великий и могучий язык, просто для того, чтобы его потренировать и убедиться в том, что его тут знаю не один я, сказал: “Не ешь вот те сэндвичи с зелеными оливками”. Она, улыбнувшись, спросила: “Почему?”, а американцы с деликатно-злобным выражением лица отвернулись – позже я узнал, что им очень не нравится, когда при них говорят на языках, которые они не понимают – то есть на всех, кроме american english. Между тем, я был удовлетворен проведенным опытом – водка в подъезде и сигареты “Петр I” показались далеким, но все-таки реальным прошлым. Почему нельзя есть сэндвичи с зелеными оливками, мадам *** так и не узнала.
Чуть позже, в компании двух холеных старичков-родителей прибыла бывшая ***. *** жила здесь уже три года, ей было “целых” 19. История ее небанальна, но довольно распространена – приехала по обмену, да так и осталась. Вернее, уехала и в тот же год вернулась, по-другому не выйдет. Старички-родители (американские, естественно) тут тоже играют немаловажную роль – им, а это по-человечески можно понять, просто скучно – тесное общение американцев-детей (взрослых) с американцами родителями не распространено, работа закончилась, счет в банке солидный, а жить особо не за чем.
И тут появляется чудо, которое и скучать не дает, и стакан поднесет в минуту болезни. Для многих, попавших туда по этому варианту (а был такой и у меня) это не меньшее обязательство перед принимающей семьей, чем у семьи перед студентом. Вела себя *** точно так, как ведут себя многие бывшие студенты, пожившие в штатах год-два (это я выяснил потом) – а именно, полное довольствие жизнью вначале обращается полным пшиком при более близком знакомстве. А при нем основные ноты разговора – тоска по тому, что было “там” (то есть “здесь”), при понимании полной невозможности в это “туда” вернуться. И нежелании – трудно отвыкнуть от возможности нормально зарабатывать хоть бы и в Макдональдсе, да и на билет до дома – и то денег нет.
Хитрым образом мы отбились от моих американских брата с сестренкой, возжелавших порезвиться в бассейне. В укромном уголке заднего двора нашего дома, практически свободные от одежды (я – в отстойных китайских плавках, она – в стильном китайском купальнике) мы… Процесс этот, потом не раз происходивший и с другими соотечественниками, можно было назвать “разговаривали по-русски”. Именно так – колебали атмосферу непонятными звуками, звучавшими для американцев как шуршание наждака по причинному месту, и находили в этом свой, особый кайф, свойственный только тем, кто на чужбине и вдалеке от “своих” вынужден проводить довольно долгое время. Встретились два одиночества – я свежий оттуда, она – уже говорившая ОК, вместо “хорошо” или “ладно”. Я слушал ее внимательно-смущенным взглядом мимо глаз, она говорила что-то… Неважно что, в этих словах не было веса и важности, они просто были ценны тем, что – русские.
Недолго сказка длилась – вскоре она, на половинке слова, сказала, что надо идти обратно. Я пытался возражать, но напрасно – тогда я еще мало понимал, к какой дальнейшей нервотрепке может привести а) объединение по национальному признаку и б) уединение по половому. Мы вернулись, мило побеседовали о погоде с американцами на американском, и, вскоре, гости стали разъезжаться. Столпотворение машин возле нашего дома быстро опустело, а я пошел, как и было назначено, к себе в комнату, первый раз звонить домой из штатов. Разговор произвел впечатление общения с другой планетой – ни я, ни мать еще толком не понимали, в каком измерении каждый из нас находится.
Часть 8
Через пару недель после моего приезда у нас сломалась машина. Машин в семье было две – большой Форд-минивэн, достаточно новый и старый-старый, полностью соответствующий своему названию, Олдсмобиль. Этот американский запорожец достался отцу семейства от его отца, и был бы неплохой, в целом, машиной, если бы не две вещи: старость и дефект покраски. Из-за старости внутри отваливалась тканевая обшивка “потолка”, которую водителю, чтобы она не закрывала глаза, приходилось придерживать пальцем. Правая дверь открывалась только снаружи и, когда отцу зачем-то нужен был минивэн, и нас отвозили в школу на этом рыдване, мать, как заправский шофёр на службе, на школьной стоянке выбегала и открывала дверь, чтобы нас выпустить. *** жутко стеснялся этой развалюхи и, когда его везли на ЭТОМ в школу, закрывал руками лицо. Да, дефект покраски. Из-за него серая в оригинале машина кое-где была белой (краска отвалилась до грунтовки), а кое-где – ржавая (грунтовка тоже отвалилась). Все это в комплексе напоминало смертельно больного леопарда в состоянии жуткой депрессии от неразделенной любви. В багажнике плескалось разлитое масло, а в нем плавали непонятно как попавшие туда телефоны. Парочку я починил как-то потом.
Так вот, сломался как раз этот недокар, из-за чего *** уехал на работу в вэне, а мы остались без колес. За *** заезжала мать его друга, которого я сразу возненавидел на непроходимый идиотизм. Из-за этого я решил добираться сам. Чего там, на самом деле-то – пять километров по прямой и ты готов грызть что-нибудь научное. Покорять дистанцию было решено на уже упоминавшемся велосипеде. Ровно в шесть утра я вырулил с загогулины Chalice Rd. на New York Ave и рванул по тротуару (все равно там никто по ним не ходит, а от машин защищен) на юг. Утро было типично-техасское – они здесь редко чем-либо различались. Никаких российских туманов – не тот климат. Но обязательно – тучи. Каждый день непроходимая облачность, которую поднимающееся солнце неумолимо сжигает, прокладывая себе путь на запад. Часам к 10-11 небо чистое, без единого пятнышка, с одним лишь обжигающе-белым слепящим диском. Какое-то время я ехал по кварталам частного сектора – последним в городе Арлинтон. После чего пересекал улицу Рузвельта (кажется ее…) и приступал к затяжному подъему на холм, который я позже не раз клял всеми русскими и английскими словами.
Вы можете понять мое тогдашнее настроение – дело в том, что Техас, вообще, очень плоский. Никаких неровностей и ямок, одна сплошная гладь, большая сковородка с ручкой, упирающейся в Оклахому, Нью-Мексико и Луизиану. И создавалось такое впечатление, что в этом маразме постоянства всего два холма и оба (!) – на моем пути в школу. Пока продолжался подъем, можно было еще покрутить головой. Слева и справа были поля. На левом не росло ничего, на правом – сорняки и бурьян, который аккуратно подстригали промышленной газонокосилкой. За полем слева, метрах в двухстах, начинался другой город метрополии Dallas-Fort Worth, местечко Grand Prairie, в котором мне тоже удалось пожить. В таком унылом пейзаже я проводил подъем и спуск с первого холма, после которого проезжал по мосту через шоссе I-20 (а иногда останавливался, чтобы помедитировать на потоки машин), и приступал к подъему номер два, уже в новом жилом районе. Здесь была вторая на моем пути заправка, на которой я иногда останавливался купить воды и вкусностей. Спуск с холма номер 2, через еще одно лысое поле, приводил меня прямиком к школе, и здесь я мог потешить свое самолюбие – возле школы было ограничение скорости в 20 миль и я, на спуске, да еще активно мучая педали, мог обгонять машины. Периодически мне сигналили и махали руками знакомые учителя и ученики. Подъезжая (выжатый как лимон) к школе, я ставил велосипед в специально предусмотренное стойло, защелкивал цепь с кодовым замком (как сейчас помню, код 2466) и мешал диски с цифрами.
Из утренней духоты направлялся в кондиционированную прохладу школы, заходил в класс, и… Ну, здесь было два варианта. Первый семестр первыми уроками у меня были всемирная география и американское право. Их вели отличные преподаватели, мистер *** и мистер ***, но на географии мне было интересно, а на праве – не очень. Поэтому, если было Право, то я, после хорошей утренней разминки, клал голову на руки и засыпал. Добрый мистер *** был не против, если видел, что хотя бы дома ученик старается и что-то делает. А так, пусть спит. Иногда он спрашивал что-то, называл мое имя. Меня пихала ручкой в спину соседка, я просыпался, вникал в суть вопроса, отвечал и засыпал снова. Это всех устраивало.
Урок длился полтора часа, так что можно было отлично отдохнуть и с новыми силами отправиться на урок номер два. Под вторым номером шли физика и матанализ. И там и там мне было совсем не интересно. Поэтому на физике и матанализе я ел ланч. Ланч мы себе готовили сами. Он был завернут в коричневый бумажный мешок (brown bag, это уже стало именем нарицательным для школьного обеда), и там лежал пакетик сока, маленький кусочек зефира в шоколаде, пакетик чипсов и два бутерброда. Один – с ветчиной и сыром, другой – с джэмом и арахисовым маслом. Но так как я жутко не любил эту субстанцию, больше напоминающую засахарившийся клей “Момент”, то делал себе два бутерброда с ветчиной. Предполагалось, что, когда все более-менее денежные дети пойдут в грядущий часовой перерыв между вторым и третьим уроками в столовую, мы, дети бедных родителей, сядем где-нибудь в уголке и будем точить содержимое коричневого мешочка. Однако, здоровый аппетит и наличие собственных средств не позволяли мне обходиться только brown bag-ом, поэтому я съедал его на физике, а потом шел в столовую питаться нормальной едой типа салата из зеленого горошка, жареной картошки, пиццы и шоколадного обезжиренного подобия молока.
Учитель физики, был не против моих гастрономических особенностей, поэтому когда все слушали сказку про F=mg, я крошил на стол будербродами, хрустел чипсами и булькал соком. Учительница высшей математики была против, но ничего не могла поделать. В ланч я обедал в столовой – там нужно было взять поднос, набрать себе сколько нужно еды, пройти к кассе и расплатиться. Секрет был в том, что столовая была поделена на две половины (в реальности это никак не обозначалось), и если ты брал еду только в одной половине, то обед стоил доллар 75 центов или 2.25, если с соком. А если ты брал и там и там, даже по чуть-чуть, то 3,5 доллара. Поняв эту тайну, я облюбовал одну из половин, из которой выносил гнущийся под гнетом жратвы поднос с горами салатов, терриконами картошки и мощнейшими пятислойными гамбургерами, отдавая за это всего доллар и семьдесят пять центов. А после еды, если оставалось время, выходил гулять.
Мне, как ученику последнего класса, было дозволено покидать пределы школы (разрешалось только ученикам 11 и 12 класса, 9 и 10-й не выпускали), чем я и пользовался для походов в очень странное, но интересное место. Слева от школы, окруженные частными домиками, росли полузасохшие заросли деревьев, кустов и прочего. Росли они довольно плотно и густо, чтобы скрывать своими тщедушными выжженными солнцем телами небольшое озеро в эпицентре сего безобразия. Озеро было очень маленьким в августе, но стало раза в два больше зимой, подтопив деревья. В воде водилось много всякой живности – на мелоководье плавали цветастые маленькие рыбки, в кустах пели лягушки, а рядом с твоими трясущимися от ужаса ногами иногда могла проползти здоровенная гадюка. Отличное место для созерцания и размышления, оно позже стало использоваться и для других целей. Для каких – расскажу потом, в следующих сериях 🙂
Часть 9
Поехали далее… На сей раз о знакомствах.
Первыми знакомыми людьми на чужой земле, естественно, стали члены принимающей семьи, которых я более-менее описал в прошлых сериях. Тем не менее, этого явно было недостаточно, я предвкушал установление новых отношений в школе и прочих объектах социальной активности. Далеко не все удалось, вернее удалось далеко не все на этом поприще. Люди попадались иногда очень и очень странные.
I. В первый мой день в школе первым человеком, который мной заинтересовался, была девушка по имени… не помню, кажется ***. Мешковатая (как и у многих там) одежда – джинсы и майка, улыбка фирменная Made in USA. Встретил я ее у двери кабинета английского языка. Краткое знакомство в стиле “Новенький? А откуда?” торжественно состоялось, на следующий день я был приглашен на совместный ланч в столовую, и, от безысходности, пошёл. Запонмился не разговор, в памяти осталось только то, как она поглощает ложками нарезанные черные оливки. Много-много кружочков с дырочкой посередине. Я ей явно нравился, она мне явно нет. На следующем уроке английского мне была передана записка с предложением самого дорогого, что есть у американского тинеджера. *** предлагала мне ходить вместе с ней в одну церковь по воскресеньям. Отвертелся, сказав, что в церковь не хожу вообще, такой я злобный атеист. После практически не общались. Видно, поразил ее своим неверием в баптизм до глубины души.
II. Дженнифер. дженниферов, как и джейсонов, в нашем крае было просто завались – тысячи. Одна из дженниферов сидела передо мной на том же классе английского и ей было уже восемнадцать. Разговаривали мы мало – все фраз 15 за весь год и наберется. Зато когда я начал курить (это, наверное, десятая серия будет, про вредные привычки), а точнее, бросил бросать, она долгое время поставляла мне сигареты. Мальборо Lights, продавала мне пачку за два бакса. При этом в магазине (а это я выяснил уже потом) пачка стоила 3,5 доллара, а если покупать блоком – 2,80. Наверное, я ей тоже нравился.
III. …
IV. Студентки по обмену из Германии. Одна приезжала на полгода, и с ней мы как-то не очень сошлись, со второй общались весь год. Фамилию только помню – ***. Грех такую не запомнить 🙂 А, вспомнил, *** ***! Много времени проводили вместе, она мне даже немного нравилась, но она сама об этом, видимо, еще не задумывалась. Самый запомнившийся случай – в библиотеке школы мы делали вид, что учим друг друга – она меня немецкому, я ее – русскому. Начали с букв Ы и умляут (кажется так). Весь ланч (45 минут) друг друга учили. Без особых успехов, впрочем.
V. Мистер ***. *** *** был моим самым любимым учителем, а преподавал он World Geography. Были с ним в очень хороших отношениях, причем установились они сразу – этот человек, в отличие от всех остальных, действительно интересовался тем, как и чем живут в моей стране. От него я узнал о дефолте 17 августа – он мне предлагал материальную помощь, думал, что у меня все деньги в рублях. Объяснил ему, что в рублях даже в России деньги никто не держит. Самый запомнившийся случай – утро, первый урок, география. Я сижу хмурый и невыспавшийся. Настолько, видать, был хмурый, что он подошел и спросил, может быть случилось что? Ответил ему, что я просто хмурый. Он продолжал настаивать – почему я не улыбаюсь и вообще. Открыл ему учебник на начале главы о России. Там была фотография – Лубянка, по тротуару идут люди. Сказал ему, что если он найдет здесь ХОТЬ ОДНОГО улыбающегося человека, дам ему 50 долларов. Не нашел, больше вопросов не задавал. На прощание *** подарил мне атлас (очень по-русски спёр из школьных запасов) с личной дарственной надписью. Храню до сих пор. В атласе линиями показаны основные трассы в городах и я могу точно показать, где я жил значительную часть своего пребывания там.
VI. ***. *** в первый раз постучал мне пальцем по спине на занятии в воскресной церковной школе и сказал: “Ну что, типа, будем по-русски базарить?”. Один из главных героев моей американской истории, он приехал на неделю позже меня и его определили в ту же школу. Мы с ним вместе курили, курили траву, пили пиво и водку, разговаривали о судьбах мира и этой страны. Он остался там, насколько я знаю…
VII. …
VIII. ***. С ней мы толком познакомились в самолете по пути в Нью-Йорк – она летела к своим host parents на Аляску. Больше никогда не виделись, но регулярно переписывались в штатах и некоторое время после возвращения. Как и многие студенты, с кем я переписывался, она сначала писала о том, как все классно, потом о том, как все нормально, и, наконец, о том, как все плохо. Впрочем, через эти стадии проходит каждый. Она вернулась в ***, сейчас должна заканчивать ВУЗ в ***. Пути наши совсем разошлись…
IX. ***. Еще один виртуальный американский друг из моего российского города. Мы с ним пили пиво до отъезда туда, пили много пива после, перезванивались во время. И совсем перестали общаться в тот год, когда оба уехали в Москву.
X. Я. Я уехал в штаты с намерением начать совершенно новую жизнь. И там, в который раз, у меня это не получилось. Я остался тем, кем был, разве что чуточку изменился к лучшему. С тех пор и до начала прошлого года у меня многое вертелось вокруг да около этого года в США, этой программы. Потом закончилось и я даже немного этому рад. Хотя бы потому, что могу писать эти мемуары. Только что-то медленно пишется, с ленцой 🙂
Часть 10
Будильник, как всегда, зазвонил в пять утра. Я привычно поискал, где кончается огромное одеяло розового цвета (до меня здесь жила девушка), не открывая глаз нырнул в ванную, включил душ и долго-долго смывал сон с тела. Вышел, прошел через гостиную на кухню, вынул из морозилки очередной “готовый обед”, засунул в микроволновку, включил телевизор, CNN, бесконечные новости. В 6.20 я прикрыл, под писк охранной системы, входную дверь, вынул сигарету и наконец-то с удовольствием затянулся.
Улицы здесь, как и в другом городе, были похожи на ребра, изгибающиеся вдоль позвоночника главной. В этом городке было огромное количество улиц, в названии которых были слова Garden или Oak. У нас было лучше всего – Garden Oak. Я перешёл пустынную дорогу-хребет, взглянул на небо, дежурно задернутое облаками, сквозь которые пробивался красный свет солнца. Здесь все было относительно близко. Сзади – новый район, который еще не начали строить, зато проложили сквозь бурьян широкую, в четыре полосы с разделителем, бетонную дорогу. Впереди – поля с выженной еще в августе солнцем травой. Справа – пруд, искуственное сооружение для рыбалки и отдыха. Рыбу здесь не ловили, на нее смотрели. На нее можно было просто посмотреть, с мостика над небольшим каналом, где рыба просто кишела: здесь ее кормили и не ловили. А можно было, как взрослые дяди, нанять яхту или привезти прицепом свою, выйти на мелкие водные просторы, поймать кого-то и порадовавшись, отпустить. После ходили в магазин и там покупали очищенную и готовую к микроволновке рыбу.
Слева начинался район, в котором я жил. Уже небедный, среднего класса, с двухэтажными домами, бассейнами и новыми мустангами-таункарами у подъезда. Обязательная деталь – знаки Neighborhood Watch повсюду. Следи за соседями и тебе воздастся. Позади был дом моей семьи, одноэтажный, с гаражом, в котором сделали еще одну комнату с отдельным входом. У калитки там мы по вечерам курили траву, пили пиво и разговаривали о непристойностях с друзьями американцами, во главе с жителем гаража, моим host brother, ***. Мальчику было тогда 23, рост – два метра, телосложение – по-техасски плотное. Он мне оставил свою майку, она напоминает халат. Работал *** в кредитном отделе какого-то банка. Ему достаточно было пройти двухмесячные курсы (высшего не имел), чтобы зарабатывать приличные 45 тысяч в год, просиживая на телефоне и расстраивая местных мексиканцев по поводу того, что либо деньги, либо на улицу.
В 6.45 подъехал автобус. Пожилой, упитанный водитель, пара школьников на периферии, и я. Водитель рассказывает мне, как вчера опять играл в шахматы через интернет с мужиком из Новосибирска. Мужик опять его сделал. Отмахиваюсь привычным: “Да, мы такие”, и мы едем дальше молча. Собираем детей 14-15 лет по району – те, кто постарше, уже на собственном транспорте. Покидаем скелет гарденов и оуков, выезжаем в самый тупик шоссе 360 – оно ведет на север, к Оклахоме, и сворачиваем в другой район, нищий и обтрепанный. Здесь водитель останавливается только раз – подбирает возле домика-прицепа и стоящего рядом разваленного сарая девочку с большой-пребольшой виолончелью. Сначала входит инструмент в солидном черном кофре, потом, размером с половину его, девочка, со следами походов в макдональдс на теле. Водитель разворачивается и едет в школу.
Возле школы сразу выйти нам не дают. Заходит зам. директора и объявляет, что вчера, по пути из школы домой, кто-то выкинул из нашего автобуса яблоко, и оно попало в проезжающую мимо машину. Обещает 50 долларов тому, кто скажет – кто это был. Приняв информацию к сведению, выходим в утреннюю облачную жару, поднимаемся по ступенькам ко входу, и через металлоискатель (недавно в Оклахоме двое расстреляли школьников и учителей – последствия), проходим в большой холл под стеклянной крышей, в прохладу и сухость кондиционированного воздуха. Я прохожу через все здание, у меня есть еще 15 минут до звонка. Захожу в библиотеку, и сажусь за компьютер писать письма на родину.