хм

October 11, 2006

– Да как ты смеешь? Ты, министр государственной безопасности, а не чертов шарлатан! Как смеешь ты приходить ко мне с этими побасенками?

На последней волне крика голос верхновного надломился.

– Ты че, серьезно?

– Да, господин президент. Этот человек имеет абсолютную власть.

– Власть в этой стране – это я.

Верховный закашлялся и, сглотнув слезу, вопросительно посмотрел на своего первого зама, ожидая подтверждения сказанному.

– Да, это так. Но абсолютную власть над миром имеет только тот, кто способен его разрушить.

– Откуда вы это узнали? – спросил президент, перейдя на вы.

– Сейчас это уже не важно. Все зависит от его настроения. Это бочка с порохом, которая может рвануть в любой момент.

– Расстрелять?

– Исключено, вы же не станете расстреливать пороховую бочку.

– Умник! Сукин сын! Лучше говори, что делать.

– Нужно как-то его… эм… развеселить.

Последнее слово прозвучало неуверенно. Президент уловил слабину и пошел в атаку.

– Развеселить? Делать мне нечего, кроме как заботиться о психике прыщавых юнцов. И что у него?

– Ну… Что-что… Эта…

– Говори быстрей, что мычишь?!

– Любовь у него. Бля, идиотизм какой-то, в самом деле. Несчастная.

– Найти! Срочно! Дать денег. Квартиру! Пытать! Расстрелять родню! Но чтобы через полчаса она объяснялась ему в любви!

***

Я уже давно знаю о своем небольшом недостатке. Как глупо, в самом деле – моя утренняя хандра может обернуться концом света. Это как тошнота – она рождается где-то у тебя в голове, спускается вниз, потом опять подходит к горлу, растет и крепнет, чтобы… Только у нормальных людей все заканчивается неприятным, но вполне обычным образом, а у меня… Я уже чувствовал это не раз: где-то в районе сердца вдруг начинает теплиться лучик, острый и жгучий. Требуется много усилий, чтобы его остановить, иначе…

Я сижу на скамейке возле неработающего фонтана на Воробьевых горах и смотрю на освещенную высотку. Мне представляется, как я отпущу на волю лучик света и он, набрав полную силу, изрежет тысячи тонн камня на мелкие куски, выдавит и расплавит стекла в окнах, разрушит все до основания… Как только я начинаю думать об этом, тепло в груди становится нестерпимым. Нет, нет. Не сейчас. Я еще должен все обдумать. Я не хочу. Я хочу жить, но у меня все меньше сил, чтобы сдерживать напор стихии, неизвестной людям, но способной убить их всех.

Как бы я хотел сейчас тебя увидеть.

Мы часто гуляли в парке неподалеку. Спускались вниз, к небольшому озеру – луже на склоне горы, туда, где никого нет, где тишина и лучи света, пробивающиеся сквозь августовскую поникшую листву.

Я хочу увидеть тебя.

И это единственное, из-за чего мне хочется жить. По иронии судьбы, ты тоже жива потому, что я хочу тебя увидеть. Иначе…

– Привет!

Странно, стоит подумать о тебе, и ты сразу появляешься, прямо возле скамейки. Раньше такого не было.

– Ты знаешь…

Да, я слушаю тебя внимательно. Как же здорово, что ты нашла меня и мы снова вместе. Я даже не думаю о лучике света… Нет, стоило мне подумать об этом, и он стал еще сильнее. Странно, ведь в ближайшие пять минут со мной все должно быть хорошо. Предчувствие?

– Я хочу сказать.

Твои губы дрожат, да и вообще, ты явно не в себе. Волнуешься? Отчего?

– Я хочу быть с тобой.

Ого! По сердцу будто резануло расплавленным металлом. Ну, продолжай!

– Всегда. Но…

Никаких “но”! Иначе нам конец! Краем глаза я замечаю, что к аллее несется с десяток милицейских машин. Интересно, что они здесь делают?

***

Что там делает ОМОН? Зачем этот идиот туда их послал?

Президент раскрошил пальцами очередную таблетку валидола и вытер руку о пиджак. В одной из машин была установлена видеокамера, так что он отлично видел парочку на скамейке. Юноша сидел и смотрел вроде бы на девушку, а вроде бы сквозь нее. Она явно волновалась. Еще бы – узнать, что ты можешь спасти мир (а можешь и не спасти) и получить одновременно обещания золотых гор и массу угроз и проклятий.

***

Что-то не так. Мне становится все труднее себя контролировать, а ведь это лучший момент в моей жизни.

– Ты… ты будешь со мной? Хочешь?

Я уже почти не в силах сдерживать поток расплавленного металла. Он обжигает все мое тело, мне трудно дышать.

– Да. Я люблю тебя.

Это я только что сказал? Дурацкая фраза. Если бы я был нормальным человеком, мы бы завели детей и развелись через пять лет ссор и скандалов. А так… И тут я все понял. Они подстроили это… Тьфу. Неважно. Какая теперь разница. Я не должен быть безмерно счастлив. Она обнимает меня, а я ведь так долго мечтал об этих объятиях, как растворюсь в ней, в ее запахе, почувствую ее руки сквозь одежду.

Стоп!

Банально. Они подстроили. Идиоты. Им достаточно было проверить у меня документы и отправить в кутузку. Когда вляпываешься в дерьмо, становишься только злее и хочешь жить. Я и сейчас хочу жить. Но я слишком слаб, чтобы… чтобы…

Миллионы людей увидели яркую вспышку, и это было последнее, что смогла воспринять переставшая существовать в следующий момент сетчатка глаза. Те, кто находился особенно далеко, в последний момент успели почувствовать и нестерпимый жар, в котором, если бы у кого-то было время разобраться, были тщетные попытки незнакомого им человека построить нормальную жизнь. Никаких амбиций, просто кучочек человеческого счастья. Луч света вырвался из неработающего фонтана и разрубил высотное здание пополам. Оно сложилось, как подкошенное пулей животное, погибло в облаках пыли. Мгновение – и вокруг только обожженная земля.

***

Я очнулся на опушке леса, мне было так плохо, будто я спал два миллиона лет. Вокруг не было ни зданий, ни людей, никого. Лишь река где-то внизу отражала давно пропавшее за горизонтом солнце. Я больше не болен.

Мне плохо, но я теперь здоров, и вокруг меня – здоровый мир. Свежий воздух и, может быть, та лужа на склоне все еще существует. Только теперь там нет скамеек. Я здоров.

Лучше бы я оставался больным.