Зазеркалье
April 12, 2018
Короче съездил я на родину. Чудом выжил! Было это примерно так:
Моя страна – это такое место, где сидишь дома, и вроде бы ничего не делаешь, пьешь пиво. А вокруг все равно происходит драма. Вот так и у меня: сначала я превозмогал. Потом меня бомбило. Потом охреневал. Наваливал. Потом сел в самолет и улетел.
Превозмогание
В европах я разнежился, обычное «русское» дело вдруг превратилось в подвиг: всего-то надо доехать до аэропорта, долететь, сесть в машину, навестить родственников, доехать до дачи, откопать дачу, и вот оно – счастье и покой! Я все сделал, но чуть-чуть не расчитал: первую тонну снега я накопал где-то к одиннадцати вечера. К тому времени я взмок, в машине с горящими фарами сел аккумулятор. В темноте, под луной, мне на плечо легла костлявая рука и спросила: и че ты тут копаешь?
И правда, оно же через три дня все само растает. А я был так близок к цели: еще тонны три снега до ворот и тонн двадцать за ними. Отложив кирпичей, я согласился на предложение соседа поставить машину у него на участке, но не мог ее завести. Еще минут сорок и перевернутая с ног на голову дача, я нашел зарядник, откатил авто, заперся, сделал потеплее, постелил, и начал разбирать вещи.
Тлен
Почему мы оставили на родине так много вещей? Может не понимали, что в европах все очень дорого, и за редкими исключениями (телевизор, диван, буровая установка) проще перевезти имеющееся, чем покупать новое. Причина была другая: вещи – они тяжелые. Их много. Они (по хорошему) не нужны. Я привез из поездки 45 кило шмотья и проводов, про которые мы за 13 месяцев ни разу не вспомнили. Фотоальбом. Гигабитный свитч. Радиоприемник. Овсяное печенье. Пижаму. И еще тонометр купил, проще на родине это сделать, чем выяснять, как он по-голландски называется.
Но жалко. Во-первых, жалко денег. Во-вторых, себя жалко. Че я как цыган? Плащом-палаткой укрылся и пополз в сторону светлого будущего. Стабильность – это когда самому раннему магниту на холодильнике больше лет, чем тебе самому. Хотя настоящая стабильность, она, конечно, не в вещах, а в голове.
Алкоголизм и домашнее видео
Вообще у меня был план – оцифровать старые видеокассеты, записи с видеокамеры середины девяностых. Я даже специально взял подходящую для этого железку, но на месте выяснилось, что она работает не совсем так как надо. Но я это понял потом, а сначала решил, что у меня сломался видеомагнитофон, и надо купить новый. Нашел объявление, позвонил, съездил в местное новокукуево. Продавец был сильно нетрезв (даже, прямо скажем, был в говно), еле нашел сам видеомагнитофон и не нашел от него пульт, из-за чего вышла скидка в сто рублей с пятисот.
Когда я понял, что дело было не в магнитофоне, пришлось покупать еще одну железку. Продавец, живущий за городом, долго думал как совместить наши графики, и наконец предложил встретиться в лесу (!). Я снова почувствовал себя в зазеркалье. Мне было странно: я приехал в родной город, но какого-то практического дела там уже не имел. Я ходил по нему, как ходил бы по залам Эрмитажа: с интересом, но без особой цели, так как я не искусствовед и не император. Разве что в Эрмитаже не было бы тающих сугробов. И мне хотелось что-то поменять, чтобы снова, хоть неделю, действительно пожить там. Но поздно, время ушло, другие решения были приняты, и в общем-то уже много лет назад.
Видеокассеты смотрел с приступами острого фейспалма. Я совсем забыл, что летом 1998 года, перед отъездом в штаты, я снял получасовой фильм, в котором рассказывал о городе, о своей жизни, и о семье. На английском с чудовищным нижегородским акцентом, но довольно бойко. Хотел показать американской семье, но не получилось: видеомагнитофоны в штатах были другой системы. А запись, двадцать лет спустя, оказалась очень ценной. Это были не рандомные съемки на семейном застолье, где полтора часа ничего не происходит. Это был, за десять лет до ютюба и еще во времена модемного интернета, первый мой полноценный видеоблог (и пока последний). И было то, что на момент съемки ценишь меньше всего: город, еще не затянутый в керамогранит и сайдинг, улицы без тысяч машин, руины советского быта а-ля натюрель. Даже выбор достопримечательностей для показа интересен: парк культуры (гулять), железнодорожный вокзал (уехать), вечный огонь и памятник танку (гордиться подвигом предков). Надо же хоть чем-то гордиться.
А еще там есть как будто бы более открытый миру и непосредственный я. Более общительный, хотя все равно редкий интроверт. Я уж и забыл, что такой был когда-то, укатали сивку крутые горки. На минуту мне даже стало жаль Костю образца 1998 года: в некотором смысле того человека больше нет, а есть нынешний, слегка побитый жизнью я. Но только на минуту: мне окончательно стало ясно, что пока я жив, соображаю и что-то важное из своей жизни помню, можно сказать, что все в порядке. Не надо пытаться удержаться в прошлом, а то и строить кривое здание старых времен на новый лад. Надо жить дальше.
Ощущение родного ковра
Зазеркалье продолжалось. Пошел в магазин и попал на девять вечера, момент закрытия полок с бухлом и ежедневную лотерею: успеется ли пробить винчик на кассе? Люди с пластиковыми пакетами прыгали по льдинам через глубочайшие лужи, разъезжались на автомобилях, гремя подвеской на ямах размером с европейскую микролитражку. Я совершил ошибку и решил срезать дорогу до дома через двор, а там такое болото, что впору было вспоминать приемы спасения. Все еще понимая, почему люди вокруг меня совершают все эти действия, я начал задумываться о том, зачем они так живут.
Впрочем ладно, я пока в большей степени местный. Моя отдельная жизнь не сильно отличается от истории страны: так же много драмы, все очень хаотично и через жопу, местами очень глупо, местами красиво. Я сюда приезжаю, чтобы пожить в квартире с коврами, потому что мне это надо. Ем борщ и пельмени. Я здесь, как в компьютерной игре, сохраняюсь, чтобы в итоге победить супербосса и перейти на следующий уровень. Хорошо, что такое место у меня есть. Жалко, что не получилось прожить в нем жизнь, ведь, если подумать, масштаб моих способностей вполне соответствует масштабу областного центра.
А вот амбиций куда больше, поэтому я сажусь в заляпанную черноземом машину и двигаю в сторону аэропорта, из города, где у меня было хорошее детство, с остановкой в Москве, где я жил на улице Ленина, и эту жизнь понял, но не полюбил. А в родном городе все нормально, пусть стоит дальше и все в нем будет хорошо. Я сюда еще вернусь.