У деда в его «Жигулях», в багажнике, была аккуратная полка со всем необходимым в путешествиях. Дед у меня был большой аккуратист и предусматривал все. Там были детали, замена которых наиболее вероятна. Там же лежали пластмассовые стаканчики для случайного выпивона в дорожных условиях. И даже бутылка водки. Но не для выпивона, а для оплаты услуг трактора, коли случится застрять посреди поля. А вероятность такого происшествия была, так как дед ужасно не любил ездить в крупные города, а в Москву просто боялся, зато по местным грунтовым дорожкам носился с фантастической скоростью.
Там же лежал приемник. Большая пластмассовая коробка, в кожаном чехле с прорезями для динамика и круглым диском настройки. Первый раз я его увидел в тот день, когда вся семья ритуально трудилась на двадцати сотках, отведенных под картофель. Мне было лет шесть, и мне было скучно, и я путался под ногами у взрослых. Сначала мне показали, как делать солнечные часы, и меня это ненадолго отвлекло, но потом солнце скрылось за тучей и день стал равномерно-тусклым, совсем без теней. Тогда мне дали коробку в кожаном чехле и я хорошо запомнил звуки радиопомех, треск разрядов молний где-то вдали, совершенно неземной писк морзянки и что-то совсем непонятное, но интересное. Гораздо более интересное, чем радио «Маяк» – единственная радиостанция, которую двухдиапазонный приемник без антенны мог уверенно поймать.
Прошло десять лет, и я снова сидел с приемником возле воды, крутил ручку и изредка поглядывал на грузик от «резинки», на которую за последние пару часов совсем ничего не ловилось. Дед сидел поодаль и, казалось, неодобрительно относился к тому, как я проводил время. Мы выехали в три часа и закидывали снасть с первыми лучами рассвета. Было жутко холодно и, завернувшись в телогрейку и пригревшись на утреннем солнце, я быстро заснул и проспал часа полтора. Потом курил, вставал, разминал ноги и играл с приемником. А дед все сидел: то ли ему было в кайф вот так вот сидеть без движения и воспринимать действительность, то ли так он привык за время жизни в глухой и безнадежной провинции…
Прошло еще десять лет. Деда уже восемь лет нет, его машину вдребезги разбил пьяный придурок, и приемник сгинул, как и все имущество моей родни по отцовской линии. Остались томик Пикуля из собрания сочинений, да набор гаечных ключей лохматого года. А я сижу на даче и снова слушаю радио. Специально купил коротковолновый приемник, хотя хватило бы и УКВ. Он совершенно китайский и абсолютно пластмассовый, но принимает не только «Маяк». Я переключаю диапазон и кручу ручку. На коротких волнах все призрачно: звук уходит, возвращается, меняя тембр и окраску, русский язык вдруг резко переход в немецкий, и ты уже не можешь поймать предыдущую радиостанцию. Да и не надо. Как и 20 лет назад (все же сложно говорить про себя такие вещи: 20 лет!), я слушаю не голоса, а шум в паузах, помехи и писк морзянки. За окном не по-городскому темно, и кажется, что ты на связи со всем миром.
Здесь нет текстовых пояснений и подсказок. Двигаешься будто вслепую, и всему придумываешь названия. Китайская народная музыка, немецкая радиопьеса, белорусское оппозиционное радио. А тут попадаешь на позывные: это радио Свобода, и здесь мало что изменилось, разве что больше не глушат. Тоскливое пение муллы, арабская абракадабра, с характером что-то говорят то ли на японском, то ли на китайском. Я переключаюсь все дальше, и уже проскакиваю в который раз отраженный сигнал китайской музыки, слышу итальянцев, французов. А это похоже на русский, но совсем непонятно. Болгария? Сербия? Пробелы в знаниях дают о себе знать, и небольшим утешением становится англоязычная станция, сообщающая во всех подробностях о погоде на Фиджи. Отличный повод задуматься о том, что Фиджи существует в одной реальности с тобой, с этой банкой пива и с этой дачей. И там где-то шторм, а где-то погода шепчет.
Выше 17 мегагерц плохонький приемник уже ничего не ловит. А может быть там ничего и нет? А может, вообще ничего нет? И сразу шорох атмосферных разрядов кажется мертвенной тишиной. Я выхожу на крыльцо. Тут тоже тихо, и еле-еле накрапывает неуверенный дождик. Я знаю это ощущение: панорама неба вдруг открывается перед тобой как тогда, в детстве, на миллион километров в каждом направлении. И кажется мне, что я совсем один. Я впитываю эту эмоцию: страшновато, но я знаю, что буду ценить этот момент, потом, в толпе людей и мешанине дел.
На улице уже прохладно. Захожу в дом и переключаюсь с шума коротких волн на простоту и ясность УКВ. На «Радио России» передают Брамса. Я конечно не узнал бы, но там сказали. После неуверенности дальнего приема звук кажется превосходным. И вот уже миллион километров пропал. Жизнь привычно съёжилась до пределов комнаты, до уюта лампочки под потолком, до экрана ноутбука на коленях. Я выключаю приемник и расстилаю постель. За окном тихо шумит дождь, вдалеке на шоссе раз в пару минут проезжает машина. Выключаю свет и в темноте вновь начинаю чувствовать мир на много километров вокруг. В этом мире есть грозовые разряды и шторм на Фиджи, есть берег того самого озера, и даже те 20 соток с капитальным кирпичным домом, который я не видел с детства. Я лежу на кровати, на боку у планеты. Я сегодня настроен на приём.
